Повышатель настроения

- Спокойно опусти меня на пол и ни кто не пострадает...

https://vk.com/video32249571_456239018

Как торговаться в Турции.
Два дня я внимательно, очень внимательно слушала торговцев и запоминала обороты, которые они используют, когда разговаривают с покупателями.
Я готовилась к походу на временный рынок – Grand Bazaar по-местному: на самом деле – за клубникой и шафраном, а там – как получится. И вот наступила пятница, когда с самого утра от бульвара Ататюрк до автобусного вокзала всё обрастает лотками фермеров и ремесленников.
- Пятьдесят лир, – говорит толстый усатый торговец, – это хорошая цена, смотри, это настоящая кашмирская горная коза.
- Ох, как дорого, – пугаюсь я. Закатываю глаза, хватаюсь за сердце. – Это очень дорого, муж меня прибьёт за такие траты.
- Вай-вай, такой красивый девушка должен носить только самые лучшие вещи! – говорит торговец.
- Ох, какие у тебя сладкие речи! – восхищаюсь я. – Никто не умеет так говорить комплименты, как ты. Как тебя зовут?
- Алибаба, – говорит торговец, улыбается.
- Только для тебя, – говорю, – ты лучше всех на этом базаре меня похвалил. Десять лир.
Алибаба хватается за сердце, оседает, наливает себе чаю.
- Нет, – говорит, – это не разговор, это грабёж. Назови хорошую цену.
- Вот ведь какое дело, Алибаба, – говорю. – Ты сильный мужчина, я слабая женщина, у нас с тобой разная хорошая цена. Двенадцать лир.
– Смотри, какой кашемир, ну накинь на плечи, как тебе идёт! Цветок, истинно говорю, цветок. Сорок лир.
– Какой у тебя сладкий голос, Алибаба! Тебя, наверное, вся Аланья знает. У тебя есть жена? Наверняка есть, не может быть, чтобы не было, молодая, красивая. Пятнадцать.
Алибаба краснеет. Под загаром это не слишком бросается в глаза, но всё равно заметно.
- Есть, – говорит, – жена. Но ты тоже очень красивая. Ей богу, убежал бы с тобой в Стамбул, но не могу. Тридцать пять лир.
– Восемнадцать, – говорю я. – И то только для тебя, только потому, что ты разбил мне сердце. За восемнадцать лир я возьму этот платок на память о тебе.
– Какой прекрасный женщин! – говорит Алибаба. – Люди, смотрите, какой прекрасный женщин, как говорит! Как торгуется! Мой дед так не торговался. Тридцать, ни тебе, ни мне.
– Ох, Алибаба... – я качаю головой. – Как кровоточит моё сердце от того, что я не смогу в холодной Москве вспоминать о тебе, глядя на этот прекрасный кашмирский платок. Двадцать две.
Алибаба садится, вытирает пот со лба, отпивает чаю.
– Нет, – говорит. – Это не цена, я не могу, даже ради твоих глаз.
– Хорошей торговли, – я улыбаюсь, разворачиваюсь и иду вдоль рядов. Через десять шагов он догоняет меня, прижимает руку к сердцу, причитает на турецком.
– Двадцать две? – спрашиваю я.
– Ты меня разоряешь! – говорит он. – Двадцать восемь.
– Только ради твоих прекрасных чёрных глаз, Алибаба, – говорю я. – Только потому, что ты такой невероятный и я буду помнить тебя всю жизнь. Двадцать пять. Твоя жена – воистину счастливая женщина.


Итог – двадцать семь лир.

АлМих, клёво !

Про грибы и огурцы