Шедевры

Мужик смастерил домашний автосимулятор. Я такого не видел. Как раз для рубрики шедевры!!!!
http://ziza.ru/2009/01/16/domashnijj_av ... jator.html

И тут немного шедевров для поднятия жизненного тонуса
http://ziza.ru/2009/01/16/karikatury_45_foto.html

Джером К.Джером

Ручаюсь, что вы в жизни не видывали такой кутерьмы, какая поднималась в доме, когда дядя Поджер брался сделать что-нибудь по хозяйству. Привозят, например, от столяра картину в новой раме и, пока ее не повесили, прислоняют к стене в столовой; тетушка Поджер спрашивает, что с ней делать, и дядюшка Поджер говорит:
«Ну, это уж предоставьте мне! Пусть никто, слышите — никто, об этом не беспокоится. Я все сделаю сам!»
Тут он снимает пиджак и принимается за работу.
Он посылает горничную купить на шесть пенсов гвоздей, а за нею следом — одного из мальчиков, чтобы передать ей, какого размера должны быть гвозди. С этого момента он берется за дело всерьез и не успокаивается, пока не ставит на ноги весь дом.
«Ну-ка, Уилл, разыщи молоток! — кричит он. — Том, тащи линейку. Дайте-ка сюда стремянку, а лучше всего заодно и стул. Эй, Джим! Сбегай к мистеру Гоглзу и скажи ему: папа, мол, вам кланяется и спрашивает, как ваша нога, и просит вас одолжить ему ватерпас. А ты, Мария, никуда не уходи: надо, чтобы кто-нибудь мне посветил. Когда вернется горничная, пусть она снова сбегает и купит моток шнура. А Том — где же Том? — иди-ка сюда, Том, ты подашь мне картину».
Тут он поднимает картину и роняет ее, и она вылетает из рамы, и он пытается спасти стекло, порезав при этом руку, и начинает метаться по комнате в поисках своего носового платка. Носового платка найти он не может, потому что носовой платок — в кармане пиджака, который он снял, а куда девался пиджак, он не помнит, и все домашние должны оставить поиски инструментов и приняться за поиски пиджака, в то время как сам герой пляшет по комнате и путается у всех под ногами.
«Неужели никто во всем доме не знает, где мой пиджак? Честное слово, в жизни не встречал такого сборища ротозеев! Вас тут шестеро — и вы не можете найти пиджак, который я снял всего пять минут назад! Ну и ну!»
Тут он встает со стула, замечает, что сидел на пиджаке, и провозглашает:
«Ладно, хватит вам суетиться! Я сам его нашел. Нечего было и связываться с вами, я с тем же успехом мог бы поручить поиски нашему коту».
Но вот через каких-нибудь полчаса перевязан палец, добыто новое стекло, принесены инструменты, и стремянка, и стул, и свечи, — и дядюшка снова принимается за дело, между тем как все семейство, включая горничную и поденщицу, выстраивается полукругом, готовое броситься на помощь. Двоим поручается держать стул, третий помогает дяде влезть и поддерживает его, а четвертый подает ему гвозди, а пятый протягивает ему молоток, и дядя берет гвоздь и роняет его.
«Ну вот! — говорит он оскорбленным тоном, — теперь потерялся гвоздь».
И всем нам не остается ничего другого, как опуститься на колени и ползать в поисках гвоздя, в то время как дядя Поджер стоит на стуле и ворчит и язвительно осведомляется, не собираемся ли мы продержать его так до поздней ночи.
Наконец гвоздь найден, но тут оказывается, что исчез молоток.
«Где молоток? Куда я подевал молоток? Господи боже мой! Семеро олухов глазеет по сторонам, и никто не видел, куда я дел молоток!»
Мы находим молоток, но тут оказывается, что дядя потерял отметку, сделанную на стене в том месте, куда надо вбить гвоздь, и мы по очереди взбираемся на стул рядом с ним, чтобы помочь ему найти отметку. Каждый находит ее в другом месте, и дядюшка Поджер обзывает нас всех по очереди болванами и сгоняет со стула. Он берет линейку и начинает все измерять заново, и оказывается, что ему нужно разделить расстояние в тридцать один и три восьмых дюйма пополам, и он пытается делить в уме, и у него заходит ум за разум.
И каждый из нас пытается делить в уме, и у всех получаются разные ответы, и мы издеваемся друг над другом. И в перебранке мы забываем делимое, и дядюшке Поджеру приходится мерить снова.
Теперь он пытается это сделать с помощью шнура, и в самый ответственный момент, когда этот старый дурень наклоняется под углом в сорок пять градусов к плоскости стула, пытаясь дотянуться до точки, расположенной ровно на три дюйма дальше, чем та, до какой он может дотянуться, шнур соскальзывает — и он обрушивается на фортепиано, причем внезапность, с которой его голова и все тело в одно и то же мгновение соприкасаются с клавиатурой, производит неповторимый музыкальный эффект.
И тетушка Мария говорит, что она не может допустить, чтобы дети оставались тут и слушали такие выражения.
Но вот дядюшка Поджер делает наконец нужную отметку, и левой рукой наставляет на нее гвоздь, и берет молоток в правую руку. И первым ударом он расшибает себе большой палец и с воплем роняет молоток кому-то на ногу.
Тетушка Мария кротко выражает надежду, что в следующий раз, когда дядя Поджер надумает вбивать гвоздь в стену, он предупредит ее заблаговременно, чтобы она могла уложиться и съездить на недельку, пока это происходит, в гости к своей матери.
«Уж эти женщины! Они вечно подымают шум из-за ерунды! — отвечает дядюшка Поджер, с трудом поднимаясь на ноги. — А мне вот по душе такие дела. Приятно изредка поработать руками».
И тут он делает новую попытку, и при втором ударе весь гвоздь и половина молотка в придачу уходят в штукатурку, и дядю Поджера по инерции бросает к стене с такой силой, что его нос чуть не превращается в лепешку.
А нам приходится снова искать линейку и веревку, и на стене появляется новая дыра; и к полуночи картина водружена на место (правда, очень криво и ненадежно), и стена на несколько ярдов вокруг выглядит так, будто по ней палили картечью, и все в доме издерганы и валятся с ног… все, кроме дядюшки Поджера.
«Ну вот и все! — говорит он, грузно спрыгивая со стула прямо на мозоль поденщицы и с гордостью взирая на произведенный им разгром. — Ну вот! А другой на моем месте еще вздумал бы кого-нибудь нанимать для такого пустяка».

Карикатурки для поднятия настрояния то что надо

АлМих, великая украинская стена в проекте?

налёт

— И откуда таки на нас свалилась эта цаца, Жора? — спросил мужчина постарше.
— Цацу прислали аж из Житомира, — ответил мужчина помладше, — Теперь цаца целыми днями звонит обратно в свой великий Житомир, шобы поплакать за жизнь в нашем захолустье.
— Шо вы говорите? — мужчина постарше дёрнул подбородком, — Я всегда утверждал, шо телефон в сберкассе должен иметь выход только на милицию. Почему три целых клиента должны ждать вот уже целое утро, пока цаца наговорится и соизволит принять деньги на книжку? Я всецело поддерживаю эту пожилую даму!
— Миша, я таки не очень понимаю эту вашу махинацию с дробями, но крепко уважаю целостность вашего мнения, — кивнул мужчина помладше.
— Слушайте меня свободным ухом, столичная цаца! — возмущалась тем временем пожилая дама, — У меня больше дел, чем у вас пустоты под бигудями. Оставьте в покое варнякать по телефону, начните обслуживать население! Мы устали слушать за ваши мансы и хочим пополнить книжки.
Дверь распахнулась и в помещение вошли трое мужчин. Один из них направился к окошку кассы, второй остановился в центре комнаты, а третий заложил дверь, просунув ножку стула в ручки.
— Дамы и господа, ша! — сообщил первый, — Я не стану брехать, шо никто не пострадает, но если будет тихо, то может оказаться, шо я зря переживал за ваше здоровье. С другого бока, на дверях стоит вооружённый Йося, а прямо рядом с вами стоит вооружённый Додик, шо уже кое-шо за тишину, как вы думаете?
Он наклонился к окошку и с улыбкой поинтересовался:
— Имею до вас два вопроса — как зовут такую милую барышню и держите руки так, шобы я их видел даже закрытыми глазами. Я — Беня, если вы не вдруг не знаете. Но если вы таки вдруг не знаете, то это револьвер, шо уже кое-шо за меня, как вы думаете?
— Я дико извиняюсь, Беня, — подал голос мужчина постарше, — Но цаца приехала из Житомира и очень даже может не знать за Беню. Я совсем не удивлюсь, если цаца не знает даже за револьвер.
Девушка-кассир возмущенно фыркнула, с треском положила трубку, встала и откинула назад каштановые волосы, закрывавшие лицо.
— Знаете шо, знаменитый на весь город Беня? Вы так размахиваете своим пистолетом, как будто он ваша единственная гордость. Если хочите знать, меня зовут Ляля.
— Цацу зовут Ляля, — закатила глаза пожилая дама, — Тикай-ховайся, Житомир на тропе войны.
Беня прищурил левый глаз, оценивая красоту девушки, и спокойно осведомился:
— Ляля, зачем вы говорите злых слов, Ляля? Я шёл сюдой и думал за кассу. Теперь я стою в кассе и думаю за вас. А время тем временем исходит на пшик и деньги до сих пор не перешли из вашей симпатичной конторки в наши вооруженные до зубов руки. Скажите, Ляля, вы думаете, шо так должно быть? Или вам капельку кажется, шо я таки сбился с курса?
— Скажите, Беня, это шо, налёт? — возбуждённо поинтересовался мужчина помладше, — Так наверное, нам пора лежать тихо и делать вид, шо мы вас в упор не видим. И мы хочим вас заверить со страшной силой, шо даже самого маленького звука в ваш уважаемый адрес...
— Жора, замолчите свой рот! — дёрнул того за рукав мужчина постарше, — Беня работает! Шо вы буркочите ему под горячую руку?! Ляжьте уже на пол. Где вы пошли ложиться, шлимазл в жилетке? Там уважаемый Беня может, не дай бог, через вас споткнуться на каждом шагу.
— Знаешь, Беня, — вежливо заметил Йося, — Я слушал твоих последних слов и задумался.
— За какой предмет ты задумался, Йося? — спросил Беня.
— Я задумался за курс валют, — ответил тот, — Ты будешь смеяться, но я начинаю иметь за него сомнений.
— Нашёл время, малохольный! — хмыкнул Додик, — Давай сначала вынесем валют, а потом начнём думать за ихние курсы.
— А вот таки нет, Додик, — помотал головой Йося, — Думать надо именно сию минуту. Потому шо если валюта пойдёт коротким курсом на выход, то мне, с тяжеленными мешками, придётся всю дорогу переступать через этого поца на полу. Так я скажу тебе, Додик, шо меня это слабо радует.
— Боже мой, Йося, кончай уже быть маленьким мальчиком твоей уважаемой мамочки, — пожал плечами Додик, — Ходи прямо по этому поцу. Я еще не слышал хоть за одного человека, которого бы раздавили деньги.
— Жора, скоренько ползите сюдой до меня, освободите дорогу людям, — моментально понял ситуацию мужчина постарше, — Им же таскать тяжестей! Шо вы там развалились в центре помещения, как провинциальная доярка на городском пляжу? Мадам, и вы тоже ляжьте уже, сколько можно задерживать людей? Им таки надо работать.
— Вы серьезно имеете думать, шо я ляжу на грязный пол в новой шубе? — воскликнула пожилая дама, яростно жестикулируя, — Шоб вы лопнули, как вы говорите глупостей! Лежите уже, где валяетесь, и молчите, как фаршированная рыба. Так вы хоть кое-как будете выглядеть человеком.
— А шо вы с меня хочите?! Беня сказал, шо это ограбление, — принялся слабо защищаться тот, — Где вы видели, шобы одни порядочные люди стояли, когда другие уважаемые люди грабят кассу?!
— Беня, паршивец, шоб ты лопнул! — дама перевела возмущенный взгляд на Беню, — Ты так сказал? Да как у тебя язык повернулся в том самом роте, которым ты каждую субботу уминаешь мой бульон с кнейделах? Можешь сколько угодно пачкать свою репутацию этими делами, но не смей пачкать мою шубу! Дайте мне пополнить книжку, а когда я уйду, хоть обваляйтесь на этом вонючем полу всем гамбузом.
— Йося, зачем ты набрал в рот воды, Йося? — спросил Беня, — Или ты собираешься, наконец, шо-то делать? У меня уже дырка в голове через этот хай.
— Мама, зачем вы сюдой пришли? — спросил Йося у пожилой дамы, — Я сто раз говорил вам хранить деньги дома! Или купите себе шо-нибудь, мама.
— Йося, шоб ты лопнул! Как я могу держать такие деньги дома, когда я там совсем одна?! Твой папа решил уже три года прохлаждаться на кладбище, лишь бы ничего не делать, так ты хочешь, шобы я тряслась от страха с этими деньгами под матрацом?! Я таки купила шубу. А сдачу я принесла на книжку. Йося, этот паршивец Додик, шоб он лопнул, какает тебе в мозги. Он не имеет уважения до матери, так не смей с него учиться, ты меня слышишь?!
— Мама, из-за вас весь город с меня смеётся, мама! — вздохнул Йося, — Вы каждый раз тащите денег до очередной сберкассы, я каждый раз приношу их вам взад. Моя доля делает шикарный оборот, мама, но денег через это больше не становится. Ваш гений, мама, растоптал в пыль все законы экономики. Давайте один раз сделаем наоборот — сначала я ограблю кассу, а уже потом вы пополните книжку. Шо вам — жалко попробовать? А вдруг это таки да прибыльно?
— Значит так, — Беня засунул револьвер за пояс, -Всем ша! Жора, ползите да стенки и нехай мадам приляжет на вас. Йося, не хами маме. Додик, тащи мешки. Ляля, открой сейф. Этот гоп-водевиль начинает делать мне нервы. И потом, уже почти обед. Я хочу тут скоренько закруглиться и повести Лялю в шашлычную.
— В шашлычную? — хмыкнула пожилая дама, — Беня, шоб ты лопнул, или ты решил, шо Херсон — это другая Вселенная и гастроль будет вечной?!
— В шашлычную? — взвизгнула Ляля, колдуя над сейфом, — Боже мой, Беня, я не знаю, за шо вы такой известный, но вас еще причёсывать и причёсывать. До шашлычной можете водить этих ваших актрисок. Я не пойду с вами до шашлычной, так себе и знайте. Вечером вы поведете меня до ресторана. Потом танцы, катание на лодке, гулянка под луной и ювелирный разврат. Так это делалось в Житомире, или вы чем-то хуже, Беня?
Дверца сейфа щелкнула.
— Готово! — сообщила девушка, — Выгребайте скорее, мальчики.
Когда налётчики с добычей покинули помещение сберкассы, пожилая дама подошла к окошку и поглядела на девушку, качая головой.
— Вы таки шустрая цаца, Ляля, — сказала она, — Но под вашими бигудями прячется недюжинный зад. Я таки не буду пополнять книжку. Я даже сдам шубу обратно. Вы меня понимаете, шустрая цаца Ляля? Потому шо когда рыжая Соня вернётся с херсонских гастролей, у Бени будет бледный вид, у вас — кадухес на полморды, а мой шлимазл Йося на время останется без работы. Так кто ему займёт немножко денег, кроме родной мамы?


(с) (автор неизвестен), http://mahavam.livejournal.com/577133.html#comments

Олег Андреев