было на самом деле

Был такой случай
Знаменитый российский поэт Жуковский в зрелом возрасте был весьма известным в стране человеком.. И даже обучал семью Государя Императора русскому языку и изящной словесности. Как-то на загородной прогулке при большом стечении всякого народа наиголубейшей крови к Жуковскому подошла наивная тринадцатилетняя княжна и спросила: - Господин поэт! А что обозначает слово 'х.й'? Все замерли... Но Жуковский, не растерявшись и не поморщившись, ответил: - Высокородная княжна! В великорусском языке есть глагол 'совать'. Обозначает оно - помещатЬ, вставлять что-либо куда-либо. От него образовано повелительное наклонение 'суй'. В малороссийском диалекте русского языка есть глагол 'ховать', обозначает - прятать. От него образовано повелительное наклонение 'х.й', по-русски обозначает - 'прячь'. Все вздохнули с облегчением. Княжна, довольная, ушла. После чего к Жуковскому подошел государь-император, вынул из кармана золотые часы и подал поэту со словами: "На, х.й в карман, за находчивость.”

В институте иностранных языков, на факультете, где готовили литературных переводчиков, при выполнении контрольной работы одной группе студентов раздали текст русской частушки и попросили перевести на английский язык:

Эх, лапти мои,
Четыре оборки,
Хочу – дома заночую,
Хочу – у Егорки.

Листочки английского варианта собрали и передали студентам другой группы с предложением перевести обратно на
русский. Вот что получилось у одного из студентов:

Невыносимо туфли блещут лаком,
До бездны только шаг, всё решено,
Мне дома нынче сон уже не лаком,
Мне нынче спать у Джорджа суждено».

«Разведчики шутят. Реальные истории из жизни переводчиков»

Раневская:
"Дать много ... я не могу, а мало мне не позволяет совесть».

Актриса пожаловалась на недержание речи. Долго существовало расхожее мнение, что народная артистка СССР Фаина Георгиевна Раневская не побоялась отклонить сделанное ей начальником контрразведки Советского Союза генерал - лейтенантом Грибановым предложение сотрудничать с органами госбезопасности. Начнем с того, что не лично Грибанов делал ей предложение... В силу своей занятости Грибанов на встречу с Раневской послал молодого опера по фамилии Коршунов. Предполагалось, что это будет моментальная "вербовка в лоб". Коршунов начал вербовочную беседу издалека.
И о классовой борьбе на международной арене, и о происках иноразведок... Раневская его сразу раскусила, догадавшись, к чему клонит ее визави, но виду не подала.
Стукачество в артистической среде всегда, даже при царях, было очень распространенным явлением. Ей ли было не знать, что все ее коллеги давно уже завербованы-перевербованы.
...Закуривает она очередную "беломорину", хитро прищуривается и при этом так спокойно говорит:
- Мне с вами, молодой человек, все понятно... Как, впрочем, и со мной тоже... Сразу, без лишних слов, заявляю: я давно ждала этого момента, когда органы оценят меня по достоинству и предложат сотрудничество! Я лично давно к этому готова - разоблачать происки ненавистных мне империалистических выползней...
Можно сказать, что это - моя мечта детства. Но... Есть одно маленькое "но"! Во-первых, я живу в коммунальной квартире, а во-вторых, я громко разговариваю во сне...
Коршунов с явки ушел подавленный. Доложив о состоявшейся вербовочной беседе Грибанову, он в заключение доклада сказал:
- Баба согласна работать на нас, я это нутром чувствую, Олег Михайлович! Есть объективные сложности, выражающиеся в особенностях ее ночной физиологии. Громко разговаривает во сне. Полагаю, чтобы привлечь Раневскую к секретному сотрудничеству, надо бы ей выделить отдельную квартиру.
Уже через месяц Раневская праздновала новоселье в высотке на Котельнической набережной.
И тогда Коршунов вновь пошел на приступ, стал названивать в Театр Моссовета, где работала Раневская, чтобы формально узаконить состоявшуюся вербовку.
Однако каждый раз выяснялось, что Фаина Георгиевна пока не может с ним встретиться либо по причине занятости, либо состояния здоровья. Когда терпение органов уже было переполнено, в приемной КГБ появился какой-то мужчина с испитой рожей и попросил принять у него заявление. Коллективное письмо жильцов высотки на Котельнической набережной, где уже месяц жила Раневская, через час лежало на столе у Грибанова, потому что именно ему и было адресовано.
В своем обращении квартиросъемщики - более десяти подписей - дружно уведомляли органы госбезопасности, что прямо под ними проживает некая артистка, которая ночи напролет громко разговаривает сама с собой о происках империалистических разведок и о том, что она с ними, с этими ненавистными разведками, сделает, какую Кузькину мать она им покажет, как только ее примут в органы госбезопасности внештатным сотрудником.
...Через час Грибанов вызвал к себе Коршунова, отдал заявление, ограничившись коротким замечанием:
- На Фаине поставь крест, ищи кого-нибудь другого. Молчащего во сне. Свободен! По прошествии некоторого времени Коршунову от агентуры, окружавшей Раневскую в Театре им. Моссовета, стали известны подробности создания пресловутого "коллективного заявления". Артистка за две бутылки водки соблазнила на эту акцию сантехника из жэка, того самого заявителя с испитым лицом. Но поезд уже ушел, и квартира осталась за Раневской!
В будущем Фаина Георгиевна любила повторять: "Девочки, вы должны меня понять. Я отказала гэбэ лишь по одной причине. Дать много органам госбезопасности я не могу, а мало мне не позволяет совесть - проклятое воспитание!"

(Из книги "О чем молчала Лубянка" профессионального контрразведчика и литератора Игоря АТАМАНЕНКО)

Извержение вулкана Эджкомб или лучшая первоапрельская шутка

Жители города Ситка на Аляске проснулись утром в понедельник, 1 апреля 1974 в яркий, ясный день. Через пролив виднелся привычный ландшафт острова Крузов, где возвышался Эджкомб — потухший вулкан, спящий уже в течение 400 лет. Но в тот день что-то было не так — над кратером вулкана поднимался зловещий шлейф черного дыма. Люди высыпали из своих домов, чтобы посмотреть на ужасающее зрелище, которое в скором будущем обещало извержение.

В местные органы власти поступили сотни звонков от обеспокоенных граждан. Командующий береговой охраной по радио связался с командованием в Джуно, те срочно выслали спасательный вертолёт.

Подлетая к Эджкомбу, пилот береговой охраны обеспокоенно отметил, что столб дыма увеличился в размерах. Наконец, вертолёт завис прямо над кратером, и пилот посмотрел вниз. Сначала он не поверил своим глазам. Он присмотрелся ещё раз и, неожиданно, громко рассмеялся. В кратере вулкана, коптя до самого неба, пылала огромная куча старых шин. Рядом с горящей резиной, виднелись выкрашенные краской на снегу 20-метровые буквы: «С Днём Дурака!».

Фальшивое извержение оказалось работой местного шутника, 50-летнего Оливера (Порки) Бикара (Oliver «Porky» Bickar). Безумная идея зажечь вулкан осенила его ещё в 1971 году. Он собрал 70 старых шин, которые всё это время хранил в самолетном ангаре. Ему пришлось прождать три года, до 1 апреля 1974 года, когда погодные условия сыграли ему на руку.

Ранним утром, вместе с близким другом, он загрузил покрышки в вертолёт, отвёз их на остров и поджег там. Затем они вытоптали и раскрасили надпись и отправились домой — ждать пока проснутся соседи.

Шалость превзошла самые смелые мечты Порки. Агентство Associated Press в тот же день подхватило историю и новость мгновенно распространилась по всему миру.

Реакция людей в Ситка, как только они поняли, что вулкан не извергается на самом деле, была положительной. Даже сотрудники береговой охраны особо не сердились. Когда, шесть лет спустя, в окрестностях Ситки проснулся другой вулкан, один из жителей городка написал Бикару гневное письмо со словами: «На этот раз ты зашел слишком далеко!»

Порки родился 1 ноября 1923 года в штате Вашингтон. Будучи молодым человеком, он учавствовал во Второй мировой войне и принял участие в высадке десанта (D-Day в Нормандии) — за что был позже награжден французским правительством медалью «Юбилей свободы Нормандии».

Он женился на Патрисии (Пэтти) в 1950 году, и у них было трое детей. Семья жила в Ситке с 1960 года, сам Порки вёл свой собственный бизнес по обслуживанию автомобилей. Он был умелым дровосеком и талантливым сварщиком, но больше всего его любили за его шутки. Как-то он ради смеха свалил экскаватором дерево на лужайку у дома друга, расставил пластиковых фламинго по городу, чтобы запутать туристов, но именно извержение Эджкомба, прославило его на всю Аляску.

Порки умер 11 августа 2003 года, в возрасте 79 лет.

В Английском баре всего 2 посетителя, один спьяну спотыкается о ногу другого:
- О, прошу прощения, не могу ли я вас угостить виски?
- С удовольствием!
Выпили.
- А ты откуда?
- Из Ливерпуля.
- Я тоже! Давай за Ливерпуль!
Выпили.
-А ты поешь в каких-нибудь ансамблях?
-Да, в квартете.
-Круто! Я тоже!
Выпили за квартет.
В этот момент заходит Харрисон и говорит бармену:
- Один стакан виски!Чего тут у вас новенького?
Бармен:
- Да ничего, вот Маккартни с Ленноном опять нажрались...

Жизнь круче анекдотов...
Сегодня у нас в доме было собрание собственников жилья, как водится шум-гам и перебивая одного из орущих председатель выдал фразу:
"Минуточку внимания, у нас монолог или диалог? Если диалог, то пожалуйста замолчите и послушайте, что я скажу..."
На мой взгляд Черномырдин отдыхает...

Никто не знал, до какой низости способны дойти люди, получившие абсолютную власть над другим человеком. Не догадывалась об этом и югославская художница Марина Абрамович, затевая в 1974 году один из самых знаменитых своих проектов «Ритм 0».
Идея эксперимента была проста и элегантна: в течение шести часов позволить людям обрести полную власть над телом другого человека.
В выставочном центре в Неаполе Марина встала перед длинным столом, на котором были сложены 72 различных предмета: перья, спички, нож, гвозди, цепи, ложка, вино, мед, сахар, мыло, кусок торта, соль, лезвия, скальпель, спирт… Перед собой Марина Абрамович поставила табличку с инструкцией:
«Инструкция.
На столе 72 объекта, которые вы можете использовать так, как хотите.
Перформанс
Я — объект. В течение этого времени я беру на себя полную ответственность.
Продолжительность: 6 часов (20:00 — 2:00)».
Поначалу зрители были аккуратны и нежны: они целовали ее, дарили цветы, но постепенно заходили все дальше. Присутствующий на перформансе искусствовед Томас МакЭвили писал: «Все началось невинно. Кто-то повернул ее, другой потянул за руку, кто-то дотронулся уже более интимно. К третьему часу вся ее одежда была изрезана лезвиями, а к четвертому лезвия добрались и до ее кожи. Кто-то надрЕзал ее горло и пил кровь. С ней проделывали и другие вещи сексуального характера. Она была так вовлечена в процесс, что не возразила бы, если бы зрители захотели изнасиловать или убить ее. Столкнувшись с ее безволием, нашлись люди, которые встали на ее защиту. Когда один из мужчин приставил к виску Марины заряженный пистолет, положив на курок ее собственный палец, между зрителями разразилась драка».
«Сначала зрители очень хотели со мной поиграть, — вспоминает Абрамович. — Потом они становились все более агрессивными, это были шесть часов настоящего ужаса. Они отрезали мне волосы, втыкали в тело шипы роз, резали кожу на шее, а потом наклеили пластырь на рану. После шести часов перформанса я со слезами на глазах, голая пошла навстречу зрителям, отчего они в буквальном смысле выбежали из комнаты, так как поняли, что я „ожила“ — перестала быть их игрушкой и начала управлять своим телом. Я помню, что придя в отель в этот вечер и посмотрев на себя в зеркало, я обнаружила у себя прядь седых волос.
Я хотела показать одну вещь: это просто удивительно, насколько быстро человек может вернуться в дикое пещерное состояние, если ему это позволить. Полученный мной опыт говорит о том, что если оставлять решение за публикой, тебя могут убить».