Что почитать.

Рождественские истории

Не помню сколько лет этой истории, но зацепишься взглядом и каждый раз до конца. Старческая сентиментальность потому что.

И все поверили...

Все началось с того, что Оля решила пошутить. Она написала в фейсбуке:
«Знаменитый астролог Рошфор Номах объявил, что наступающий год станет счастливым лишь для того, кто успеет до 24 декабря этого года купить любые две вещи. Но одну из них обязательно подарить незнакомцу. Причем обе вещи должны быть равноценными».

Оля жила, да и живет в областном центре, в городе промышленной печали и водки с привкусом алюминия. Никакого астролога Номаха никогда не было, Оля его придумала из озорства и от скуки. И через полтора часа забыла о своей шутке. Повинуясь всемирному закону расходящихся тропок, пост Оли дошел до московской студентки Ксении. Та дурой совсем не была, но поверила в Рошфора Номаха и его предсказание. Какая же девушка чуть-чуть не глупеет в декабре? И Ксения поспешила в большой магазин, что около метро, весь сверкающий и жаркий. Ксения купила миленький свитер — себе и еще один, тоже миленький, — непонятно кому. Чуть косившая левым глазом девушка-кассир, которая складывала свитера, спросила: «Оба вам?» Ксения ответила:
— Нет, второй в подарок, вы разве не слышали про предсказание Номаха? И повторила слова Даши из далекого областного центра. Это сообщение заинтересовало не только кассиршу, но и других девушек из очереди. Кассирша стала упаковывать подарочный свитер, а пятеро девушек и один тридцатилетний юноша со стрижкой Гурвинека засмеялись:
«И кому же ты подаришь этот свитер с прекрасным цветным узором?»
Ксения уже держала в руках свой свитер без адреса и быстро нашлась: «А вот ей!» И вернула пакет кассирше. Та вздрогнула, будто ее снова грозились уволить, как уже было два раза за этот день.
— Берите! — потребовала Ксения — Номах приказал!

Кассирша Люба, которая накануне отдала всю зарплату за комнату в коммуналке на Ангарской улице, прижала пакет со свитером к себе и засмеялась. Ксения, пританцовывая хип-хоп, отправилась делать арт-маникюр в салон «Пальчики как мальчики». Она знала, что впереди у нее чистое счастье, встреча с прекрасным принцем, скорее всего из Высшей школы экономики, и далеко впереди, сквозь вечерний туман, даже различала смутные очертания грядущего альпийского шале. О чем еще мечтать под московским снегом блондинке с пятью лиловыми прядями и учебником французского в сумке?

А пять девушек и юноша-Гурвинек бросились обратно, к полкам и рейлам. Попутно они успели написать в фейсбуке о Номахе, а юноша, которого на самом деле звали Данила, потребовал от всех своих 2834 друзей немедленно идти и выполнять указание Рошфора, а «не сидеть в своих кофейнях, не давиться тирамису, обсуждая цены на нефть». Сам Данила уже купил себе куртку "аляску", отороченную мехом тайваньской белочки, теперь он стоял перед рейлом с "алясками", мучительно подсчитывал изрядный убыток от второй покупки, но преодолеть страх перед астрологическим велением Номаха не мог. Сказано: равноценную вещь.

Шапочкой из акрила не отделаешься. И купил вторую "аляску", отороченную мехом вьетнамской белочки. Данила вышел на улицу с хмурым лицом. Кому и как он подарит эту вторую "аляску"? Где искать этого незнакомца? И не будет ли Данила выглядеть полным дураком? Вполне резонные мысли для молодого человека с томиком Бродского в одном большом кармане и биографией Троцкого — в другом. Так он в задумчивости доехал до ресторана «Блок. Двенадцать», куда ввалился с нелепым пакетом и примкнул к компании друзей, отмечавших важный праздник — Рублевый Спас. Друзьям Данила рассказал о покупке, о предсказании и о своих терзаниях. В ответ на это сидевший во главе стола гитарист по прозвищу Муся допил свою водку, схватил пакет и выбежал на мороз, даже не набросив пальто из верблюжьей шерсти.

Остальные поспешили за ним, в том числе сотрудники медиакомпании Dead News, поджидавшие Мусю в соседнем зале, с полным комплектом видеоаппаратуры, трезвые и злые. Они давно охотились за Мусей, который вел беспорядочную социальную жизнь, в надежде, что станут свидетелями какой-нибудь безумной выходки вроде танца со стиральным порошком либо снимут его в объятиях новой актрисы, взамен брошенной им Лили Додо. А Муся бежал по переулкам Остоженки, неся перед собой священный пакет. И вдруг замер около подъезда, куда входил разносчик пиццы. Тот был в легкой курточке и дрожал от ветра с Москвы-реки.

«Стоять!» — крикнул Муся. Разносчик от ужаса уронил всю стопку картонных коробок на безжалостный асфальт, а корреспонденты компании Dead News нацелили камеры.
Муся вручил парнишке пакет с "аляской" и потребовал надеть немедленно. Пока тот, давясь мехом вьетнамской белочки, надевал куртку, Муся подозвал Данилу и объяснил разносчику, кого надо благодарить за этот подарок. После чего развернулся на итальянских каблуках и дал короткий, но смачный комментарий для канала Dead News. Уже через полчаса эта новость сверкала на сайте канала. Еще через десять минут она побежала по лентам агентств, но сюжет с пьяным Мусей был пропущен, а теги выглядели упруго и дерзко:
«Праздник-Номах-предсказание-счастье».

Авдотья Анатольевна, жена министра социального равенства Российской Федерации, услышала о предсказании как раз в Париже, в ювелирном магазине Hartier, где покупала изумрудное колье для новогодней вечеринки. Ей позвонила подружка, глава фонда «Любовь и бедность», и сообщила «новость», которую узнала от няни детей, брат которой прочитал информацию о Номахе на iPad. Авдотья Анатольевна склонилась над витриной, продавщицы, ассистентки и охранники повторили ее движение, так что все это напомнило легкий молебен. Но у Авдотьи Анатольевны возникли сомнения: вот так взять и купить другое колье? Отдать его клошару? Бред. Но с другой стороны, сам Номах требует. И свою злую судьбу на следующий год тоже хотелось умилостивить. Она позвонила мужу, тот как раз проводил экстренное совещание по спасению от холодов жителей сибирского села Большие Сахарки. Ему было не до глупостей, и он рявкнул: «Покупай быстрее, а то другие купят!» Так Авдотья Анатольевна приобрела еще рубиновое колье. Она ехала в машине по веселым парижским улицам, размышляя: «Кому тут его подарить?» Ей быстро надоела вся эта затея, она уже ругалась на себя, Номаха и больше всего на водителя-индуса. И наконец увидела старушку с пятью собаками, которая стояла с табличкой на французском: «Мои маленькие друзья голодают». Авдотья Анатольевна, чтобы ее жест был особенно эффектен, надела колье на самую маленькую собачку, Зизи. Вручила старушке сертификат подлинности, чек, дарственную, рассказала о Номахе и укатила. Старушка, которая была дочерью русских эмигрантов, сбежавших на последнем чахлом пароходике в Константинополь, знала: в этой жизни может быть что угодно. К тому же искренне верила в астрологию и в свою счастливую звезду. Во время Второй мировой немцы, отступая из Парижа, приговорили ее, совсем юную, к расстрелу за предполагаемую связь с Сопротивлением, и когда уже вели по длинному коридору, вдруг поступил приказ: отпустить.

Оказывается, перед офицером гестапо успела замолвить слово ее обаятельная подружка Зизи, которая развлекала оккупантов песенками. В честь подружки, давно умершей в Бразилии, и была названа собачка. Короче, старушка приняла колье как вполне естественный дар, венец ее долгой, странной и увлекательной жизни, к концу которой она потеряла все, кроме блеска в глазах. Но далеко старушка не ушла, к ней уже спешили нетерпеливые арабские подростки. Они сорвали колье с Зизи и бросились прочь. Эх, плохо знали подростки русскую старушку, певшую в юности арии из «Аиды» и «Травиаты». Графиня заголосила так, что примчались сразу три полицейские машины. В участке старушка все объяснила, полицейские даже съездили в магазин, придраться было не к чему. И уже через два часа, в черном атласном платье, украшенном рубиновым колье, графиня сидела в студии общенационального французского канала и рассказывала о своей жизни и о колье, которое так напомнило ей то, фамильное, что продала мама на блошином рынке в 1942 году.

Поскольку графиня с юности была выдумщицей, она с ходу добавила к биографии неведомого астролога Номаха очень симпатичные детали. Зрители немедленно поверили и побежали в магазины — улучшать свою судьбу. За ними бросились граждане всей Европы, потом Северной и Южной Америки. Позже всех дошло до китайцев, но зато там призвал нацию спастись по совету древнего учителя по имени Но-мах сам глава Коммунистической партии.

...А Оля из алюминиевого города вышла на улицу подышать свежим вечерним бензолом. Перед собой она катила инвалидную коляску, где уже год сидела ее старшая сестра Таня. Не так давно Таня работала учительницей математики. И вдруг стала слабеть. У нее диагностировали тяжелую болезнь, которая неспешно, но уверенно разрушала организм Тани, словно зачеркивая день за днем клеточки в ее «тетради». И уже оставалась пара страниц. Врачи честно сказали Оле, что жить сестре буквально три месяца. Да, теоретически возможна операция в Германии — за деньги, которые стоил, наверное, весь район Оли и Тани, с учетом клочка неба над ним. В общем, не было даже смысла это обсуждать. И каждый вечер Оля выкатывала коляску, чтобы сестра могла полюбоваться на людей и могучие трубы их комбината, испускавшие желтый дым. Перед сестрами вдруг затормозил автомобиль волшебной марки, которых в городе было всего два: у мэра и губернатора.

Из него вышел мужчина в темном костюме и бордовом галстуке. Он не представился, но теперь Ольга и Татьяна думают, что именно так выглядит современный подтянутый ангел.

За час до этого Ангел со своими китайскими партнерами купил контрольный пакет акций местного комбината. И был ну если не счастлив, то вполне доволен. И тут один из друзей-китайцев получил СМС от дочери — про предсказание Номаха и о том, что миллиард китайцев сошел с ума, бегая по магазинам, где уже вывешены красные плакаты «Купи два — второй отдай!»

Китаец передал содержание СМС своему русскому партнеру с пожеланием прислушаться к Номаху. Партнер задумался: «Я купил пакет акций... Даже если я вдруг куплю еще один, не смогу же я его подарить, это чушь!» Увидев за окном автомобиля Олю и Таню по пути в аэропорт, Ангел вдруг решил, что делать. Так он и сказал девушкам: «Я не могу подарить вам равноценную вещь, извините, это вне бизнес-логики. Но, надеюсь, я могу подарить что-то еще?» Что и сделал. Да, он подарил вещь, которая, может быть, стоит дешевле контрольного пакета акций или даже свитера с узором, а может быть, не стоит вообще ничего, ибо никто, даже самый мудрый китайский мудрец, не сможет оценить ее никогда. Он подарил умирающей Тане жизнь. Замкнув этим причудливый, как новогодний серпантин, сюжет, который начался в областном центре с нелепой шутки одной девочки, решившей просто порадовать друзей, и завершился там же.

А то, что подключился весь доверчивый мир, — так разве это плохо?

© Алексей Беляков

Однажды молодой человек узнал в прохожем своего учителя из младших классов. Он подошел к старику и спросил:
— Вы меня не помните? Я был вашим учеником.
— Да, я помню тебя третьеклассником. И чем ты занимаешься сейчас?
— Я преподаю. Вы так повлияли на меня, что мне тоже захотелось воспитывать юных учеников.
— Да? Позволь мне полюбопытствовать, в чём же выразилось моё влияние?
— Вы на самом деле не помните? Разрешите мне освежить это в вашей памяти.
Однажды мой одноклассник пришел в класс с красивыми часами на руке, которые ему подарили родители. Он их снял и положил в ящик парты.
Я всегда мечтал иметь такие часы. Я не удержался и решил взять их из его парты. Вскоре тот мальчик подошел к вам в слезах и пожаловался на кражу. Вы обвели нас всех взглядом и сказали: «Тот, кто забрал часы, принадлежащие этому мальчику, пожалуйста, верните их».
Мне стало очень стыдно, но мне не хотелось расставаться с часами, так что я не признался.
Вы направились к двери, заперли ее и велели нам всем выстроиться вдоль стены, предупредив: «Я должен проверить все ваши карманы при одном условии, что вы все закроете глаза».
Мы послушались, и я почувствовал, что это был самый постыдный момент в моей недолгой жизни.
Вы двигались от ученика к ученику, от кармана к карману. Когда вы достали часы из моего кармана, вы продолжали двигаться до конца ряда. Затем вы сказали: «Дети, всё в порядке. Вы можете открыть глаза и вернуться к своим партам».
Вы вернули часы владельцу и не произнесли больше ни одного слова по поводу этого инцидента.
Так в тот день вы спасли мою честь и мою душу.
Вы не запятнали меня как вора, лгуна, никудышного ребенка. Вы даже не удосужились поговорить со мной об этом эпизоде.
Со временем я понял, почему. Потому что, как истинный учитель, вы не захотели запятнать достоинство юного, ещё не сформировавшегося ученика. Поэтому я стал педагогом.
Оба замолкли под впечатлением этой истории.
Затем молодой педагог спросил:
— Когда Вы меня увидели сегодня, разве не вспомнили об этом эпизоде?
Старый учитель ответил:
— Дело в том, что я обследовал карманы тоже с закрытыми глазами.

·
… Колобок открыл глаза. Тело ломило, голова болела …
но он не обращал на это никакого внимания. Потому что на этот раз помнил. Помнил всё. И тропинку, и Лису, и влажный её нос, и горячий язык … и острую боль, что была перед тем, как он снова открыл глаза. А ещё он помнил, что это был не первый раз. Он умирал и умирал сотни, а может быть тысячи раз. Так было всегда. Всегда одна и та же дорожка, всегда одни и те же звери, всегда один и тот же лес, всегда одна и та же смерть… Но только сейчас он помнил всё, что было. А значит теперь всё будет по-другому.
Он покатился по дорожке. А на встречу ему Заяц.
— Колобок, Колобок, я тебя съем! — Не ешь меня, Заяц, я тебе песенку спою.
И он пел песню, как пел её этому же самому Зайцу неизвестно сколько раз до этого.
А потом был снова Волк, и снова эта песня. И Медведь. И все оставались позади, и все только его и видели. А потом пришла она. Его погибель. Лиса.
— Колобок, Колобок, куда катишься?
— Качусь по дорожке.
— Колобок, Колобок, спой мне песенку.
Сердце уже начало стучать раза в три быстрее. Теперь это было не дежавю. Это было по-настоящему. И через минуту Лиса его съест.
— Ах, песенка хороша! Да слышу я плохо. Колобок, Колобок, сядь ко мне на носок да спой ещё разок, погромче.
Он прыгнул ей на нос. На этот чёрный, влажный нос хищника, замышляющего коварство. Вот только теперь Колобок знал, что будет дальше. Он пропел снова свою песенку.
— Колобок, Колобок, сядь ко мне на язычок да пропой в последний разок.
Вот он момент истины! Колобок подпрыгнул, увидел, как блеснули чёрные глаза лисицы, но приземлился не на язык. Вместо этого он больно ударил Лису прямо в лоб, отскочил от неё как баскетбольный мяч, перемахнул через рыжий хвост и помчался дальше что было сил. Оглянулся в первый раз только через минуту. Лисы нигде не было.
Он сделал это. Сделал! Разрушил проклятие!
— Колобок, Колобок, я тебя съем! — Перед ним стоял Кабан.
— Ээ… — замялся Колобок в полном шоке. Такого с ним ещё не было.
А Кабан не стал ничего дожидаться и накинулся на него.
Колобок открыл глаза.
— Охренеть. — Только и смог он произнести. Тело ломило. Голова болела.
Он снова покатился по тропинке. И снова был Заяц, снова была песенка, снова был Волк, Медведь и Лиса. И снова Лиса попыталась заманить его в ловушку, получила по лбу …
— Колобок, Колобок, я тебя съем! — сказал Кабан.
— Не ешь меня, Кабан, я тебе песенку спою!
— А нахрена мне твоя пенсенка, если я жрать хочу?!
— Опять последовал неожиданный ход от нового героя сказки...
Колобок открыл глаза.
— Вот ведь, свинья! — С досадой зашипел он, оглядывая лес. И снова всё повторилось. Уже машинально, не задумываясь он проделал путь до Лисы, обманул её, покатился дальше.
— Кабан! — Заорал Колобок. Кабан, готовый произнести сакраментальную фразу о своих желаниях, застыл. — Беги, Кабан! За мной следом идут охотники! Ружья несут! Стреляют!
На Кабана этот аргумент похоже подействовал.
— Чё правда охотники?!
— Правда, Кабан. Они уж Зайца застрелили, Волка застрелили, Медведя застрелили! Лису застрелили.
Кабан взвизгнул:
— Даже Лису?!
— Даже! Беги.
И он действительно побежал, снося кусты.
— Уф. — Вздохнул Колобок, катясь дальше. Лес здесь был другим. Деревья стали реже и даже иногда было видно большие куски неба по которым плыли облака …
Колобок открыл глаза.
— Да йошкин выхухоль! Какая сволочь делает овраги посреди тропинки!!!
И снова Заяц, снова Волк … Лиса, Кабан.. тропинка. И вот он овраг. Глубокий, зараза. Метров десять будет.
Колобок аккуратно покатился дальше. На этот раз особо никуда не заглядываясь.
— Колобок, Колобок, я тебя съем!
— А ты вообще кто? — Опешивший Колобок смотрел на что-то большое. Цветом оно было примерно как болото, откуда собственно только что и вылезло. А ещё у него была пасть. Очень большая пасть. Такой пастью не то, то Колобка, такой пастью Зайца, Волка, Медведя, Лису и Кабана можно было разом проглотить.
— Я Бегемот. И я тебя съем. — Невозмутимо сообщило нечто, назвавшееся Бегемотом.
— Слушай, Бегемот.
Не ешь меня, я тебе песенку спою.
Колобок открыл глаза заранее матерясь.
Попробуем следующий вариант.
— Беги Бегемот, беги! Там охотники! Они Зайца …
Колобок открыл глаза, матерясь в два раза активнее и в слух.
— Бегемот, ты может быть худо слышишь? Давай я к тебе на носок сяду?
Колобок открыл глаза. Мата в голове не было. Была бессильная злоба.
— Не ешь меня, Бегемот. Я тебе секрет а то не расскажу!
— Какой секрет?
Внутри Колобка всё замерло. За долгое время это был первый раз, когда удалось пройти дальше первой бегемотиной фразы.
— Что лежит у меня в кармане. — Наугад бросил он цитату из какой-то книжки.
— У тебя же нет карманов.
Колобок открыл глаза.
Надо придумать что-то правдивее.
— Какой секрет?
— Кто умрёт в Мстителях.
— Ненавижу спойлеры.
Колобок открыл глаза.
— Какой секрет?
— Кто на свете всех милее, всех румяней и …
Колобок открыл глаза.
— Какой секрет?
— Кто убил кролика Роджера…
— АААААААА!!!! — Заорал Колобок, испытывая ненависть ко всему миру и открыл глаза.
Он готов был убить всех! Ненавидел всё и вся! Этот лес, эту тропинку, эту грёбаную песенку! И в особенности этого толстокожего, непрошибаемого, тупого, прожорливого бегемота!
В очередной раз он покатился по дорожке.
— Колобок, Колобок, я тебя съем! — Сказал уже набивший оскомину Заяц.
— Иди на хрен, Заяц, бл! — Сказал злобно Колобок, подпрыгнул, ударил ушастого в живот и покатился дальше.
— Колобок, Колобок, я тебя съем! — Сказал грёбаный Серый Волк.
— Я вопьюсь тебе в селезёнку и прожую кишки! — Заорал Колобок и покатился дальше мимо ошалевшего Волка.
— Только попробуй, чучело музейное! — Рявкнул Колобок, ничего не успевшему сказать доставучему Медведю и покатился дальше.
— Колобок, Колобок, куда катишься? — Спросила Лиса.
— Жрать младенцев под кровавой луной и танцевать нагишом во славу тёмному владыке! — с кровожадной ухмылкой сообщил он хитромордой Лисе и покатился дальше.
— Колобок, Колобок, я тебя съем! — Сказал Кабан.
— А я тебя свиным грипом заражу, говно клыкастое! — Процедил хрипло в ответ Колобок и покатился дальше.
— Колобок, Колобок, я тебя съем! — Вылез снова из болота Бегемот.
— Закрой пасть, антресоль дырявая! — Попытал счастья Колобок, но Бегемот уже шёл на него. Болотное чудище действительно был непрошибаемо. — Не ешь меня, а то я тебе секрет не расскажу!
— Какой секрет?
И вот снова этот момент. В голове уже было пусто. Он перепробовал сотни вариантов.
— Не расскажу куда я … —
… иду. — Колобок открыл глаза, заканчивая фразу уже после того, как Бегемот в очередной раз его сожрал.
Только теперь его мысли были заняты не тем, что всё снова и снова повторяется. Он думал о том, что сам только что сказал.
«Куда я иду».
— А действительно, куда, я мать его, иду?! — Произнёс он в слух. И огляделся.
Был тот же лес. Та же опушка. Та же тропинка уходила прямо. А вот была ещё тропинка. И вон там дорожка куда-то уходит. А вот ещё одна. Он стоял на перекрёстке множества тропинок, на которые почему-то раньше не обращал никакого внимания. А почему?
Почему он их не видел и как умалишённый пёр по одному и тому же пути. Хотя уже не раз мог убедиться, что заканчивается он тупиком?
В затуманенном состоянии Колобок покатился по другой дорожке. Она был чуть пологая, спокойная, тихая. Никто не вылезал из кустов и не сообщал ему радостно, что хочет его съесть. Через полчаса тропинка вывела его из леса на широкое пшеничное поле. Тут было тихо. И очень спокойно.
Впервые за много-много дней … или жизней, Колобок понял, что ему наконец-то хорошо. Что он нашёл то место, где хочется остаться и ни от кого не убегать...

(С) Евгений Звягин

"Данные об экономическом положении Страны Отцов хранятся в строжайшем секрете, но каждому ясно, что положение это – дерьмовое, массаракш-и-массаракш, а когда экономика в дерьмовом состоянии, лучше всего затеять войну, чтобы сразу всем заткнуть глотки. Вепрь, зубы съевший в вопросе влияния экономики на политику, предсказывал эту войну еще пять лет назад. Башни, знаете ли, башнями, а нищета нищетой. Внушать голодному человек, что он сыт, долго нельзя, не выдерживает психика, а править сумасшедшим народом – удовольствие маленькое, особенно если учесть, что умалишенные излучению не поддаются…

Другая возможная причина – идеологическая. Государственная идеология в Стране Отцов построена на идее угрозы извне. Сначала это было просто вранье, придуманное для того, чтобы дисциплинировать послевоенную вольницу, потом те, кто придумал это вранье, ушли со сцены, а наследники их верят и искренне считают, что Хонти точит зубы на наши богатства. А если учесть, что Хонти – бывшая провинция старой империи, провозгласившая независимость в тяжелые времена, то ко всему добавляются еще и колониалистские идеи: вернуть гадов в лоно, предварительно строго наказав…"

Аркадий и Борис Стругацкие, "Обитаемый остров", 1969 год

Наткнулся на этот рассказ в каком-то жж.

"Рассказец № 79
Парамонова взяли прямо в его собственной квартире. На пороге стояли три человека в одинаковых, отлично сшитых, но все же тесных костюмах - рукава пиджаков едва ли не лопались у них на бицепсах. Не дожидаясь приглашения, они по-хозяйски вошли, и один из них с порога начал:
- Товарищ Парамонов? Вы поедете с нами.
- А что случилось?
- Там вам все объяснят. Одевайтесь.
Парамонова привезли в главное здание на Лубянской площади. В лифте они поднялись на пятый этаж и проследовали в кабинет, в котором стояли и разговаривали три человека: двое в штатском и один с растиражированным лицом и маршальскими погонами.
При появлении Парамонова они замолчали и некоторое время с брезгливым интересом разглядывали его. Наконец, по-видимому, главный начал:
- Нам порекомендовали вас как одного из лучших специалистов, практикующих выход из тела.
Парамонов хотел было поинтересоваться, кто рекомендовал, но главный, уловив вопрос, опередил его:
- Профессор Дроф, - пояснил он и добавил: - Вы знаете, что президента не стало?
- Да, конечно, - ответил Парамонов и, как мог, изобразил на лице подобие скорби.
- Профессор Дроф много рассказывал о вашем э… бесценном опыте посещения того мира. Так вот, считайте это правительственным заданием. Очень ответственным заданием. Надо слетать туда, - он указал пальцем на пол, затем, смутившись, на потолок. – В общем, что мне вас учить, сами знаете куда. Там вы встретитесь с президентом и спросите, кого он прочил в свои преемники. Запомните, что надо спросить?
- Постараюсь, - уязвленно ответил Парамонов.
- Выполните задание, можете рассчитывать на орден «За заслуги перед отечеством».
«Орден?» - подумал Парамонов и, очевидно, разочарование как-то отразилось на его лице.
- Мы решим все ваши проблемы, - успокоил его главный. – У вас же они есть?
- О-о! Этого добра у меня хватает, - ответил Парамонов. – Но не все так просто. Я давно не выходил из тела. Мне надо вспомнить, потренироваться.
- Сколько на это нужно времени?
- Дней пять.
- Хорошо, даем вам пять часов.
Задание не нравилось Парамонову. Эти могущественные люди, огромный кабинет и его местоположение внушали ему чувство опасности: что будет после задания? отпустят ли? Помня о том, что он плохо контролирует мимику, Парамонов собрался, приосанился и сипло, но все же с достоинством сообщил:
- Есть еще одна проблема: я вчера был на дне рождения…
- Чем предпочитаете похмеляться? – по-деловому спросил главный.
- Спасибо! Но я боюсь, что тогда не получится покинуть тело.
- Что вам нужно для того, чтобы выйти из него? Кто? Что? В каких количествах? Не стесняйтесь.
«Квартира в Париже», - усмехнулся про себя Парамонов, но ответил по существу дела:
- Какой-нибудь лежанки достаточно. – И, посмотрев на коричневый, кожаный диван, добавил: – Только пожестче.
- Тогда шконка подойдет. Полковник, - обратился он к стоящему у дверей офицеру, - отведите товарища Парамонова в подвал.
Троица вернулась к тихому разговору, а Парамонов, дойдя до двери, вдруг остановился.
- Простите, я все же бы взял с собой бутылку виски, - сказал он.
- Вы же говорили…
- Вы дали слишком мало времени, - Как можно вежливее перебил его Парамонов. – Я использую несколько практик выхода. Если не поможет обычная, придется выпить.
- Хорошо. Полковник, на всякий случай захватите и закуску. Возможно, товарищ Парамонов в одной из своих практик использует и ее.
В камере Парамонов огляделся, а полковник поставил на столик поднос и сказал:
- Я вас закрою. Если что, постучите.
Парамонов лег на шконку и вытянул руки вдоль тела. Некоторое время ему мешали мысли, тревожные и мрачные как сама камера. «Господи, я же могу сделать президентом кого угодно, - вдруг осенило его. – Даже самого себя. Это невозможно проверить. А если они послали несколько человек, и меня разоблачат? Замуруют здесь навсегда». Но потом ему все же удалось сосредоточиться на внешности президента и вскоре он легко вышел из тела. Покружив по камере, Парамонов вылетел через закрытую дверь, свечой взмыл вверх и оказался в темном, похожем на черно-белый негатив, городе.
Удерживая в голове образ президента, Парамонов легко отыскал его. Тот угрюмо брел по улице. На нем была полосатая пижама, на ногах – меховые тапочки в виде котят.
- Здравствуйте, господин президент, - поприветствовал его Парамонов. – Меня послали к вам…
- Б​***ь, и здесь достали, - не останавливаясь, в сторону сказал тот. – Не президент я! Не президент. Неужели не видно. Уши другие. - Он развернулся и оттопырил оба уха.
- А где же настоящий? – растерянно спросил Парамонов, зачем-то рассматривая ухо, которое невозможно было сравнить с президентским из-за отсутствия последнего.
- Не знаю, - ответил двойник. – В Южной Америке. В Аргентине какой-нибудь.
- Те, кто меня послал, разве не знают об этом? – спросил Парамонов.
- Значит, не знают. А вот ты теперь знаешь, и я тебе не завидую, - усмехнулся двойник, и от этой усмешки Парамонову сделалось не по себе.
- Кого он хотел оставить вместе себя, вы, конечно не знаете. Обслуга. – задумчиво произнес Парамонов. – А кто-нибудь еще вас здесь навещал?
- Нет. Если появится, уже не застанет. Жду отправки. Так что, наври им что-нибудь.
Парамонов вернулся в тело, но открывать глаза и шевелиться не торопился. «Что говорить? – думал он. - Сказать правду, замуруют с этой правдой навечно. Кого назвать преемником? Может себя? Мол, старик расчувствовался, пустил слезу, сказал: «все, Парамонов, попробуй теперь ты поработай на этих галерах». Не поверят, расстреляют прямо в кабинете». – Он начал в уме перебирать фамилии претендентов – одна другой страшнее, но тут вспомнил о подносе и подумал: «Не все же время полковник смотрит в глазок». Решившись, Парамонов вскочил со шконки, налил полный стакан виски, залпом выпил и снова лег. После третьего стакана Парамонов впал в душный болезненный сон, в котором он метался по камере в поисках двери, но ее не было. Зато стены медленно и неумолимо сдвигались внутрь камеры.
Его разбудил полковник. Он долго тормошил Парамонова и, когда тот открыл глаза, постучал пальцем по своим часам.
- Время.
- Что, уже? - мрачно спросил Парамонов и с третьей попытки поднялся на ноги. Плохо соображая, он налил себе полный стакан виски и, пока полковник раздумывал, разрешить или запретить, громко глотая, выпил.
Очнулся Парамонов дома. Судя по тишине за окном, была ночь. Голова почти не болела, качество напитка, который он употребил, оказалось на высоте. Но опьянение еще не прошло. Парамонов поднялся и пошел на кухню заварить чай. По дороге он вспомнил последние слова хозяина кабинета: «отвези этого алкаша домой», и подумал: «А ведь у меня был шанс. Страну был поднял, Америка бы обзавидовалась. Нет, замуровали бы. Или расстреляли»."

Oдин из тaкcистoв Нью-Йopкa нaпиcaл у cебя на cтpанице в сoцсети:

Я пpиехал пo адреcу и пoсигнaлил. Пpoждaв неcкoлькo минут, я пpocигнaлил снoва. Тaк кaк этo дoлжен был быть мoй пoследний рейc, я пoдумaл o тoм, чтoбы yеxaть, нo вместo этoгo пpипaркoвaл мaшину, пoдoшел к двеpи и пocтучaл... «Минутoчкy», - oтветил xрyпкий, пoжилoй женcкий гoлoc. Я слышал, кaк что-тo тащили пo пoлу.

Пocле дoлгoй пayзы дверь oткpылacь. Maленькaя женщинa лет 90 cтoялa пеpедо мнoй. Oнa былa oдетa в cитцевое платье и шляпу с вyaлью, кaк бyдтo из фильмoв 1940-x гoдoв. Pядoм c ней был небoльшoй чемoдaн. Kвapтирa выгляделa тaк, бyдтo никтo не жил в ней в течение мнoгих лет. Bcя мебель былa покpыта пpocтынями. Hе былo ни чacoв на cтенax, ни безделyшек или пoсуды нa пoлкax. В углу cтoял картoнный ящик, нaпoлненный фoтoгpaфиями и стекляннoй пocyдoй.

«Bы не пoмoгли бы мне oтнеcти cyмкy в мaшинy?» - пoпpocила oна. Я oтнеc чемoдан в мaшинy, a затем веpнyлcя, чтoбы пoмoчь женщине. Oнa взяла меня зa рукy, и мы медленнo пoшли в cтopoнy автoмoбиля.

Oнa продoлжалa блaгoдapить меня зa мoю дoбpoту. «Этo ничегo», - cкaзaл ей я, - «Я пpоcто старaюcь oтнocиться к мoим пacсaжиpaм тaк, кaк я xoчy, чтoбы oтноcилиcь к мoей мaтеpи».

«Аx, ты тaкoй вот xopoший мaльчик», - сказaлa oна. Koгдa мы cели в мaшинy, oна пpoдиктoвaлa мне aдреc, a затем cпpocила: «Не мoгли бы вы пoеxaть чеpез центp гopодa?».
«Этo не caмый кopoткий путь», - oтветил я.
«O, я не вoзpажаю», - cказaла онa. - «Я не cпешy. Я oтпpавляюcь в xocпиc».
Я пoсмoтpел в зеpкaлo зaднегo видa. Ее глaзa блеcтели. «Моя cемья дaвнo yеxaлa», - прoдoлжала oнa тиxим гoлocoм - «Bpaч гoвoрит, чтo мне оcтaлocь не oчень дoлгo».

Я cпoкoйнo пpoтянyл pуку и выключил cчетчик.
«Kаким мaршpутoм вы хoтели бы пoеxать?» - спрocил я.
В течение следyющиx двyх чacoв мы еxaли чеpез горoд. Oна пoказaлa мне здaние, где oнa кoгдa-тo рaбoтала лифтерoм. Мы пpoеxaли через paйoн, где oнa и ее муж жили, кoгдa были мoлoдoженaми. Oнa пoкaзалa мне мебельный cклaд, кoтopый кoгдa-то был танцевальным залoм, где онa зaнималaсь ещё маленькoй девoчкoй.

Иногда oнa прocила меня пpитopмoзить пеpед кoнкpетным зданием или пеpеyлкoм и cиделa, yстaвившиcь в темнoтy, ничегo не гoвopя. Потом oнa вдpуг cкaзaла: «Я yстaлa, пoжaлyй, пoедем cейчac».

Mы еxaли в мoлчaнии пo адpеcy, кoтopый oнa дaлa мне. Этo былo низкoе здaние, чтo-тo врoде мaленькoгo cанaтoрия, c пoдъездным пyтём вдoль пoртикa.
Два санитаpа пoдoшли к машине, как тoлькo мы пoдъехали. Oни бережнo пoмoгли ей выйти. Дoлжно быть, её ждaли. Я открыл багaжник и внёс мaленький чемoдaн в двеpь. Женщинa yже cидела в инвaлиднoй кoляске.

«Cкoлькo я вам дoлжна?» - cпpocилa oнa, дocтaв сyмoчкy.
«Hиcкoлькo» - скaзaл я.
«Bы же дoлжны заpaбатывaть на жизнь» - oтветилa oнa.
«Есть и другие пaccaжиpы» - oтветил я.
Пoчти не зaдyмываяcь, я наклoнился и oбнял её. Oнa крепко oбнялa меня в oтвет.
«Ты пoдарил cтaрушке немнoгo cчacтья» - cкaзалa oнa. - «Благoдapю тебя».
Я сжaл ее pyкy, a зaтем yшел... Зa мoей спинoй двеpь зaкpылaсь, этo был звyк зaкpытия еще oднoй книги жизни...

Я не брал бoльше пaсcажирoв на обpатнoм пyти. Я еxaл, кyдa глaзa глядят, пoгpуженный в cвoи мысли. Для oстaльных в тoт день, я едва мoг рaзгoвapивaть. Чтo, если бы этoй женщине пoпaлcя pаccеpженный вoдитель, или тoт, комy не терпелocь зaкoнчить cвoю cменy? Чтo, если бы я oткaзaлcя oт выпoлнения её пpocьбы, или, пocигнaлив пaру pаз, yехал?..

B кoнце я xoтел бы cкaзать, чтo ничегo вaжнее в cвoей жизни я еще не делaл.

(с)

«ПРЕКРАСНАЯ ПАРА»
Чудесный рассказ, в котором все слова начинаются на букву «П»

* * * * *
Наверное, такой феномен возможен только в русском языке.

Перед православным престольным праздником преподобного Пантелеймона Петр Петрович Поленов получил по почте письмо. Плотный пакет после полдника принес полнорослый почтальон Прокофий Пересыпкин. Поблагодарив, провожая письмоносца, Поленов прочитал письмо, полное приятных пожеланий. «Петр Петрович, – писала Полина Павловна Прилукина, – приезжайте. Поговорим, погуляем, помечтаем. Приезжайте, Петр Петрович, поскорее, после первой пятницы, пока прекрасная погода».

Петру Петровичу пригласительное письмо понравилось: приятно получить послание Полины Павловны. Призадумался, помечтал. Предвидя превосходный прием, Поленов проанализировал письмо, подумал про поездку, принял правильный план: поехать по приглашению Прилукиной, повидать приглянувшуюся Полину Павловну.

Проснулся Петр Петрович поутру пораньше, потянулся. Поднялся, поразмялся: проделал пятиминутные приседания, повороты поясницы, прыжки. Позавтракал. По-праздничному приоделся, поправил пристегнутые подтяжки.

Покупая пятирублевую плацкарту, припомнил поместье Прилукиных, понял: Полина Павловна понравится. Почтово-пассажирский поезд, проехав Псков, Поныри, Пристень, Прохоровку, Пятихатки, прибыл после полудня.

Проводник показал полустанок Прилуки, протер поручни. Поезд постепенно притормозил. Поленов, поблагодарив проводника, покинул поезд, пересек подъездные пути, платформу. Поприветствовал путеобходчика, пошагал по пристанционному переулку. Повернув правее, пошел прямо. Показалось поместье Прилукиных.

Перед парадным подъездом Петра Петровича приветствовал почтеннейший поседевший папаша Полины Павловны Павел Пантелеевич. Поздоровались.
Поджидаем, поджидаем, – проговорил, попыхивая папироской, представительный, покладистый Павел Пантелеевич. – Пожалуйста, Петр Петрович, присаживайтесь, передохните после поездки. Подождем Полину Павловну, потом пойдем перекусить.

Пружинистой пингвиновой походкой подошел плешивенький племянничек, поприветствовал прибывшего Петра Петровича. Позвольте представиться: Прохор Поликарпович, – произнес племянник Прилукина, поправляя пенсне.

Прихрамывая, приковылял подслеповатый пинчер Полкан. Пес поначалу потихоньку полаял, потом, понюхав полуботинки Поленова, притих, приласкался, прилег.

Перед покрашенным палисадником показалась пышноволосая Полина Павловна, покрытая панамкой. Помахивая подсиненным платочком, плавно подошла. Петр Петрович приветливо поклонился, преподнес пионы, поцеловал протянутые пальчики.

Прошлись по притоптанной поляночке. Перед Поленовым предстала полутораэтажная прочная пятистенка. «Пожалуй, постройка полувековая», – подумал Поленов. Прошли портик.
Придерживая Полину Павловну, Петр Петрович переступил порог прихожей, перешагнул порожек просторного помещения. Пристально присмотрелся. Повсюду полный порядок. Поразился помпезности помещения, пышности. Парчовые портьеры, прикасаясь пола, прикрывали поставленные по подоконникам примулы. Паркетный пол покрыт продолговатыми полушерстяными, плотно прилегающими половичками.

Последовало приглашение пообедать. Потчевали прекрасно. Подали помасленные, посыпанные перцем пельмени, поджаренную, приукрашенную пахучей петрушкой печенку, плов, пикули, паштет, помидоры пряного посола, просоленные подберезовики, подосиновики, порционно порезанный пудинг, протертое пюре, подовый пирог, прохлажденную простоквашу, подсахаренные пончики. Поставили померанцевую, портвейн, перцовку, пиво, пунш.

Пили понемногу, покушали платно. Поддерживая полированный поднос, прислуга принесла подрумяненные пышные пампушки, помазанные персиковым повидлом. Полакомились песочным печеньем, пряниками, пирожными, пастилой, персиками, пломбиром.

По просьбе Поленова Павел Пантелеевич пригласил повара. Пришла полная повариха. Представилась: «Пелагея Прохоровна Постолова». Петр Петрович привстал, персонально поблагодарил Пелагею Прохоровну, похвалил приготовленную пищу. Присаживаясь, почувствовал приятное пресыщение.
Посетили приемную Полины Павловны, полюбовались перекрашенным полом, посередине покрытым полусуконным паласом. Поленов попросил Полину Павловну попеть. Полина Павловна пела популярные песни. Присутствующие поаплодировали. «Пленительная певунья», – отметил Петр Петрович. Полина Павловна прошлась пальчиками по пианино: плавно полилось позабытое попурри.
После паузы потанцевали под принесенный племянником патефон. Полина Павловна повернулась пируэтом, потом полукругом проделала «па». Племянник подзавел пружину патефона, переставил пластинку. Послушали полонез, потанцевали полечку. Подбоченясь, пустился плясать папаша.
Покинув помещение, Павел Пантелеевич послал прислугу позвать приказчика. Приказчик постарался прибыть побыстрее. Павел Пантелеевич придирчиво переспросил:
– Плотник подремонтировал пролетку?

Получив положительное подтверждение, повелел приказчику подать пару пегих. Подкатила подготовленная помещичья пароконная пролетка. «Пегие породисты», – подумал Поленов.
Пришла Полина Павловна, прихватив подкрахмаленную пелеринку. Петр Петрович помог Полине Павловне подняться по подножке. Присели поудобнее.

Принаряженный приказчик, подражая помещику, привстал, присвистнул, помахал плетью, подхлестнул пегих, прикрикнул:
— Пошли, пегашки, пошли!

Пролетка понеслась. Порядком потряслись, поэтому поехали помедленнее.

Поодаль простирался полноводный пруд. Подошли. Посредине поверхности пруда плавала парочка прекрасных, пеликанов.

— Покупаемся, – предложил Поленов.

— Простудимся, – предостерегла Полина Павловна. Потом призналась: «Плохо плаваю».

Посеменили по плесу. Поблизости плескались пескари, плотва, плавали прудовые пиявки. Петр Петрович подметил перелет пчел: пожалуй, позади перелеска поставлена пасека. «Пчеловодство приносит прибыль, пчелиный продукт полезный», – прикинул Поленов.

Полуторачасовая прогулка по Прилукино показалась просто превосходной. После поездки Павел Пантелеевич приветливо предложил Поленову прогуляться по приусадебному парку, потом посмотреть постройки, производство.

Посетили питомник, посмотрели плодовую персиковую плантацию площадью полгектара, парники, показательную птицеферму. Птичница показала полсотни пеструшек.
Поленов поинтересовался прогрессивным процессом переработки плодовой продукции, получением помесячной прибыли. Петра Петровича попросили продегустировать персиковое повидло. Повидло понравилось.

После просмотра печей пекарни Полина Павловна посоветовала Петру Петровичу прогуляться по парку.

— Присядем, – предложила Полина Павловна.

— Пожалуй, – поддержал Поленов.

— Прекрасная погода, – прошептала Полина Павловна.

Призадумавшийся Поленов поддакнул. Поговорили про погоду, про приятелей.Полина Павловна поведала про посещение Парижа. Поленов позавидовал «путешественнице». Припомнили подробности прогулки по пруду. Пошутили, посмеялись, перекинулись прибаутками, пересказали пословицы, поговорки.

Полина Павловна придвинулась поближе, провела пальцами по плечу Поленова. Петр Петрович повернулся, полюбовался Полиной Павловной: прелесть, подобна первому подснежнику. Прозвучал первый поцелуй.

— Поженим, поженим, – полушутя, полусерьезно пробасил, подмигивая, подошедший потихоньку Павел Пантелеевич, поблескивая перламутровыми пуговицами полосатой пижамы.

— Поженим, поженим, – пискливо повторяя, подобно попугаю, повторил появившийся проворный племянник, пристально посмотрев поверх пенсне.

— Папенька, перестаньте, – полушепотом попросила порозовевшая Полина Павловна.

— Полно, полно притворяться, паинька, – проговорил Павел Пантелеевич. Погрозил пальцем простодушной Полине Павловне, похлопывая по плечу Поленова.

Петр Петрович покраснел, поправил пиджак, почтительно, по пояс поклонился Полине Павловне, поспешил покинуть парк.

Провожая Поленова, Полина Павловна пожелала приятного пути...

Повечерело, повеяло прохладой.

Поджидая поезд, Поленов, поразмыслив, проанализировал поведение. Признал: практически поступал по правилам приличия. Прогуливаясь по платформе, подождал подхода поезда. Попытался под перестук поезда понять происшедшее. Поленов подумал: «Полина Павловна – подобающая партия, подходящая. Передумать? Пошто? Перерешать, передумывать – плохая примета». Понял: Полину Павловну полюбил. Порадовался приему Павла Пантелеевича.

Приехал после полуночи. Поужинал. Притомившись, прилег поспать. Пуховая перина приняла приуставшего после приятной поездки Поленова.

Проснулся поздно. Плотно подкрепился. Проявляя пунктуальность, посетил почту: послал Полине Павловне послание-предложение, писанное почти печатным почерком. Приписал послесловие: «Пора покончить прозябание...»

Пару пятидневок Петр Петрович проскучал, пока Полина Павловна прислала подтверждение получения письма. Прочитал. Предложение Полина Павловна приняла, приглашает Петра Петровича приехать, переговорить.

Поленов поехал по приглашению.

Принимали Петра Петровича просто превосходно. Подошла притихшая Полина Павловна, поклонилась, поддерживая поплиновое платье, пошитое прилукинской портнихой перед приездом Поленова. Поклонилась приглашенным приятелям. Поленов подметил: Полина Павловна пользовалось пудрой, помадой.

Прошла положенная процедура. Поленов повторил предложение. Полина Павловна произнесла проникновенное признание. Приятели похвалили поступок Петра Петровича, поздравили, преподнесли приготовленные подарки, приговаривая:

— Правильно поступил Петр Петрович. Посмотрите: поистине прекрасная пара!

Приняв подаренные предметы, Поленов поблагодарил присутствующих.
Пиршество, посвященное помолвке, продолжалось почти полсуток.

(С) Николай Фролов

https://www.vrn.kp.ru/daily/23548/16...vccKra79ClUTKk

Почитать... "Ночь в тоскливом октябре"

Меня спрашивают, - что бы сегодня сказал Жванецкий?
Зачем мне, нам придумывать. Он уже ВСЁ сказал.
«А СМЕРТИ НЕТ.»
День рождения Михаила Жванецкого, 6 марта, членами Всемирного клуба одесситов многие годы воспринимался, как личный праздник.
Воспринимался? Нет, воспринимается и будет восприниматься..
Значит пророческими были размышления Жванецкого: «Смерти нет.»
Безусловно, если за смертью следует БЕССМЕРТИЕ.
Когда-то великий русский философ Николай Фёдоров, кстати, учившийся в одесском Ришельевском лицее, поставил задачу перед человечеством - общими усилиями воскресить ушедших.
Физически мы так и не научились еще этому, но духовно – это в наших силах.
Читаем последние тексты Михаила Жванецкого, переданные в альманах его женой Наташей Жванецкой (альманах вышел и размещен на сайте клуба).

Я воспринимаем эти тексты, как его духовное завещание нам всем.

«А смерть –так просто…Перерыв.»
«Всегда ходи под Богом. Всегда с ним соглашайся. Иметь его – значит иметь совесть»
«Скоро мы тронемся в сторону моря»

Мы все жили последние полвека, прислушиваясь к голосу Жванецкого, его мысли становились нашими, его фразы обогащали язык народа.
И продолжим вчитываться и вдумываться. А значит, жить по совести, по Жванецкому

МИХАИЛ ЖВАНЕЦКИЙ.

А смерти нет
Зачем бояться смерти?
Великие все умерли – и ничего!..
Благодаря им и жизнь есть.
Ну, если, наконец, подумать.
Они же умерли.
Вот это все написали, построили, оставили и ушли.
Их уже нет.
И ничего…
Чего ж переживать, когда такие люди, умнее, талантливее, трудолюбивее – покойники.
И вроде бы ничуть об этом не жалеют.
Разве они стремятся сюда?..
Вот в это, извините, время?..
Вот к этим, извините, людям.
Вот в эту, извините, жизнь.
Кому сегодня это нужно?
И им сюда не надо…
И нам отсюда не попасть туда.
И как читаешь их с восторгом.
Уже вся ночь… Еще чуть-чуть, еще чуть-чуть…
И вдруг…
Господи, так он же умер! Кто написал…
Теперь-то бы, может, и спасли…
Чтоб он еще что-то сказал.
Он бы не захотел.
В такое время иль умереть, или молчать.
Вот что случилось.
Они уже прошли через своё.
Вот почему так зазвучали.
Ты через смерть пройди.
И сразу как все просто.
И то, что ты оставишь…
Сразу… Сразу звучит иначе…
И молодёжь, всё начинающая, и начинающая, и дышащая возбуждением…
Да ладно вам!
Вот инструмент…
Вот стол…
Садитесь!
Компьютеры, пароли…
Подумаешь, секреты!..
Вот через смерть пройдешь, и всё узнаешь. И всё не страшно. И ты поймёшь, и ахнешь.
И скажешь:
– Так все же умерли – и ничего. Живут!
А смерть – так просто… Перерыв!

* * *
Прекрасно сидеть весь день и смотреть на термометр.
Сразу за ним – море. За морем – небо.
А за мной – все, кто старше.
Скоро мы тронемся в сторону моря.
Всё увеличивая скорость и не производя ветра.
Вот бы на нас посмотреть!
Движемся лишь по прямой.
И впервые нам плевать на Америку. На Британию. На Россию.
Да кто ж их вспомнит в этом мареве, в этом великом, свободном полёте.
Ни голоса, ни звука.
И воздух не забивает рот.
И незнакомых нет.
Всё из людей…
Уходим многоточием…
В красивую тишину падают лекарства, телефонные книжки, блокноты, подарки, поздравления.
Всё не нужно.
Все опоздали.

* * *
Я заболел.
И увидел.
Сад. Дом. Траву.
Птиц смешных.
На тоненьких, тоненьких ножках.
Ножки – чёрточки.
Как они держатся на таких чёрточках?
Хотя, чтоб лететь, ножки должны быть очень лёгкими.
Они же для полёта, не для ходьбы.
У летающих – крепкие крылышки.
У бегущих – крепкие ножки.
У хищных – бесшумные лапки.
Наш кот в маленькой пасти приволок ящерицу гостям.
Глаза вниз. Из маленькой пасти маленькое рычание.
Страшен для всех, кто меньше его!
Ужас!
Надо было заболеть, чтоб это увидеть.
Когда был здоров – не видел, это просто было моим.
Заболел – это увидел.
Митя
Всегда ходи под Богом.
Всегда с ним соглашайся.
Иметь его – значит иметь совесть.
Это единственное условие, чтобы делать, что хочешь.
Отныне ты взрослый.
Пока мы с мамой стоим перед тобой и вечностью.
Но с сегодняшнего дня ты готов встать на наше место.
Имей совесть и делай, что хочешь.

* * *
Я сплю свои полночи.
Я люблю свои полночи.
Я один в это время.
Я без боли в это время.
Мне ничего не нужно в это время.
Это счастливые полночи.
Никто не отвлекает меня от меня в это время.
Никто не кормит каплями, таблетками.
Я хозяин себе.
И боль отползает и позволяет руководить собой.
Но не позволяет устранить себя.
Я снова ребенок.
Сосочки, бутылочки, капельки.
Наташа стала моей мамой.
Унитаз подставляет свою челюсть, и я снова наполняю её.
– Не трогай эту бутылочку. Это твоё утро. Эти таблетки твой полдень. Эти три капсулы твой вечер.
Так я определяю время суток по чашечке с таблетками.
Так распределяет мою ночь Наташа.
Я теперь пишу ночами.
Принял и пишу, пока не слабеет рука и не закрываются глаза.
И мне на каждой бутылочке чудится надпись – «Наташа» 30 капель, полторы таблетки «Наташа», чтоб уснуть.
Я прошу прощения.
Я засыпаю.
Просыпаюсь в три часа!
Полдень или полночь?
Выключил свет – темнота. Значит полночь.

Публикация Евгения Голубовского, Одесса.

https://lleo.me/arhive/fan2003/g_bogi.shtml